Максим Дьяченко: «Текущие биржевые цены нельзя назвать по-настоящему рыночными»

НГВ: Что изменилось за четверть века на топливном рынке России? Какие особенности рынка можно выделить? Создание биржи как повлияло на рынок?

М. Дьяченко: Российский рынок нефтепродуктов остается одним из самых монополизированных в мире: 98% продукции производится пятью крупными компаниями. Государство, пытаясь снизить их влияние, с 2000-х годов обязало нефтяных гигантов торговать на бирже, устанавливая нормативы. Это позволило формально признавать биржевые цены рыночными, избегая обвинений в монополизме.

Однако даже после 10 лет реформ рынок остается уязвимым. Несмотря на рост объемов сделок и числа участников торгов (свыше 1000), ценовые кризисы на топливном рынке не только не уменьшились, но даже стали повторяться чаще. Государство тратит триллионы рублей на субсидирование розничных цен, но проблема глубже: текущие биржевые цены нельзя назвать по-настоящему рыночными.

НГВ: Есть средство для запуска рыночного ценообразования? Или все из пустого в порожнее?

М. Дьяченко: Срочный рынок (фьючерсы и опционы) позволяет фиксировать цены на будущее, сглаживая риски для производителей и потребителей. Это особенно актуально для России, где волатильность цен ударяет по бюджету, промышленности и населению.

Развитие срочного рынка снизит потребность в государственных субсидиях, защитит участников от резких скачков цен и уменьшит зависимость рубля от внешних шоков. Кроме того, такой инструментарий мог бы позволить отказаться от запретов на экспорт, которые применяются с 2023 года.

Монополисты блокируют изменения, опасаясь потерять контроль над ценообразованием. Даже государственные инициативы наталкиваются на лоббирование интересов крупного бизнеса

НГВ: Если гипотетически представить, что правительство начнет стимулировать срочный рынок в этом году, что изменится? Как это повлияет на цены? Какие изменения ждут экспорт и внутренний рынок?

М. Дьяченко: Если допустить, что государство включится в процесс развития срочного рынка и начнет его стимулировать уже в ближайшее время, то быстрых изменений ждать не стоит – это не одномоментный процесс. Создание полноценной рыночной инфраструктуры – всегда долгосрочная задача. Даже в Китае, который является уникальным примером стремительного запуска, на это ушло три года при массированной господдержке. В большинстве других стран – намного дольше.

Но уже сейчас можно точно сказать, что изменится в перспективе. Участники рынка – от производителей до конечных оптовиков – смогут страховать ценовые риски. Их бизнес станет более устойчивым и инвестиционно привлекательным. Это создаст условия для удешевления кредитов, роста конкуренции, повышения качества услуг и прозрачности. Государство сможет сократить расходы на субсидирование, которые сегодня превышают триллион рублей в год. А главное – будет заложен механизм естественного сдерживания цен без необходимости жестких ручных вмешательств.

Цены станут менее волатильными, а рынок – предсказуемым. Это важно как для производителей, так и для потребителей.

НГВ: Попытки запустить срочный рынок в России длятся с 2013 года, но прогресс минимален. Почему?

М. Дьяченко: Причина – в сопротивлении нефтяных компаний, которым выгоден текущий статус-кво. Монополисты блокируют изменения, опасаясь потерять контроль над ценообразованием. Даже государственные инициативы наталкиваются на лоббирование интересов крупного бизнеса.

На глобальном рынке существует и работает другая модель. Там даже при существовании картеля (ОПЕК+) цены формируются рынком и производители не могут диктовать условия в одностороннем порядке.

В России пока сохраняется модель, при которой розничная маржа может расти даже при падении оптовых цен, и никакая конкуренция не доводит снижение до потребителя. Это – симптом отсутствия рынка.

Если появится развитый срочный рынок, потребители смогут фиксировать цены заранее. Монополия производителей на формирование условий сделки исчезнет. А значит, будет включаться механизм конкуренции.

Выиграют все. Потребители – получат предсказуемые, справедливые цены. Государство – увеличит налоговые поступления и сократит субсидии. Инвесторов заинтересуют прозрачные условия для входа в отрасль. Производители смогут управлять своими рисками и планировать производство на длительные периоды вперед.

Проигрывает только статус-кво – то есть система, основанная на неформальном контроле над рынком.

С 2018 года власти пытаются стимулировать рынок в добровольном режиме, но безрезультатно. В отличие от 2000-х, когда под давлением ФАС была внедрена биржевая торговля, а также многомиллиардные штрафы и обязательные нормативы продаж на бирже, сегодня нет политической воли для радикальных мер.

НГВ: Вы привели как удачный опыт биржевой торговли пример Китая. На какие принципы там фокусировались? И возможно ли это применить в России?

М. Дьяченко: В КНР срочный рынок нефтепродуктов вырос за считанные годы благодаря налоговым льготам: отсутствию НДС и сниженным ставкам налога на прибыль для участников торгов.

Россия могла бы использовать аналогичные механизмы, например расширить практику по аналогии с пониженным НДПИ (налогом на добычу полезных ископаемых) для стимулирования торговли фьючерсами. Однако пока такие идеи не входят в повестку.

Чтобы рынок в России заработал, нужно предпринять ключевые шаги:

Освободить от налога на прибыль по вариационной марже, полученной на срочном рынке по фьючерсам на нефтепродукты.

Создать систему зеркальных контрактов на Московской бирже, где уже присутствуют все участники. Привлекать ликвидность за счет снижения гарантийного обеспечения и льгот для маркет-мейкеров. Ввести программы компенсации спредов в начальной фазе. Проводить кампании по обучению и вовлечению участников. Но нужна политическая воля – поддержка и координация на уровне ФАС, Минфина, ЦБ и Правительства.

НГВ: Какие инвестиции для этого потребуются?

М. Дьяченко: Для запуска срочного рынка нужны не только налоговые стимулы, но и масштабные инвестиции. Например, биржи (та же Петербургская биржа) должны вложить сотни миллионов рублей в инфраструктуру, маркетинг и программы для маркет-мейкеров. Кроме того, необходимо наладить сотрудничество с площадками ЕАЭС, запустив зеркальные контракты на Московской бирже и других платформах.

Это не просто очередной проект, а инструмент для стабилизации всей экономики. Без долгосрочных решений Россия останется заложником монополий и ценовых кризисов.

Основная проблема в том, что инвестиций сейчас нет. Чтобы рынок запустился потребуются 200-300 млн рублей инвестиций со стороны организаторов торгов – на инфраструктуру, маркетинг, маркетмейкинг, ИТ, привлечение участников. Это с учетом бурного роста рынка до 10-20 миллионов тонн в год на первом этапе. Это сопоставимо с затратами на создание электронных площадок госзакупок, но принесет многократный возврат за счет масштабов.

Это немного по сравнению с триллионами, которые государство сейчас тратит на субсидирование цен на АЗС.

НГВ: Вы ознакомились с новой Энергостратегий 2050? Есть там какие-то указания по формированию срочного рынка, развитию конкуренции в топливном сегменте?

М. Дьяченко: Прямого упоминания срочного рынка нефтепродуктов в ней нет. Основной акцент сделан на стабильность добычи и экспорта нефти, развитие ее переработки. Однако в дорожной карте по развитию конкуренции срочный рынок присутствует уже с 2018 года. Подписан Минэнерго, ФАС, ЦБ, Минфином. Но все эти годы карта не исполняется, а сроки сдвигаются.

Проблема в том, что создание срочного рынка – это не задача Минэнерго. Это скорее финансовый и антимонопольный инструмент, поэтому драйверами должны стать ФАС, Минфин и Центральный банк. У Минэнерго другие приоритеты – объемы, логистика, топливный баланс. Хотя страхование рисков позволит и им выполнить свои, поставленные в стратегии задачи.

НГВ: Чтобы срочный рынок заработал, что требуется сегодня от Минфина, ФАС, профильных ведомств?

М. Дьяченко: От Минфина требуется внести изменения в НК РФ: не облагать налогом прибыль, полученную от вариационной маржи, как это уже сделано по НДС.

Ввести преференции для профессиональных участников, работающих в хеджевом сегменте. Поддержать биржи и маркетмейкеров через налоговые вычеты и грантовые механизмы.

В дорожной карте по развитию конкуренции срочный рынок присутствует уже с 2018 года. Подписан чиновниками Минэнерго, ФАС, ЦБ, Минфина. Но все эти годы карта не исполняется, а сроки сдвигаются

Со стороны ФАС необходимо лоббировать налоговые изменения совместно с Минфином. Стать координатором работы между биржами (Петербуржская биржа и Мосбиржа). Поддерживать создание национального бенчмарка и развитие региональных базисов. Обеспечить юридическую основу для интеграции биржевых индексов в торговую и ценовую политику компаний.

Действия Правительства и профильных ведомств в контексте формирования ценообразования на нефть и нефтепродукты в актуальных условиях эффективны, но краткосрочны. Это реактивное управление – тушение пожаров. Оно не может быть устойчивым решением. Стране нужна структурная реформа в виде перехода на ценообразование посредством срочного рынка.

НГВ: Как Вам видится стратегическая национальная концепция рынка нефти и нефтепродуктов? Что было бы эффективно для страны?

М. Дьяченко: Нужен ликвидный, прозрачный, конкурентный рынок с активной биржевой торговлей. Необходимо снизить роль ручного регулирования, заменить его системными рыночными инструментами, Создать национальные индексы и получить доверие инвесторов.

Срочный рынок нефтепродуктов – ключ к снижению зависимости от субсидий и монополистов. Однако его развитие требует не принуждения, а системных стимулов, инвестиций и отказа от консервативных подходов. Китайский опыт показывает: там, где налоговые льготы и интеграция работают, рынок растет. Вопрос в том, готовы ли российские власти и бизнес выйти из зоны комфорта.