Конъюнктура мирового углеводородного рынка преподносит в последнее время своим участникам немало сюрпризов. Вслед за падением спроса на энергоносители, связанного с пандемией коронавируса, в прошлом году мы стали свидетелями не просто падения стоимости ресурса, но отрицательных цен на нефть. А недавно, в виду аномально холодной зимы и восстановления экономической активности, рынок рапортовал о рекордно высокой стоимости СПГ в Азии, которая преодолела отметку в $1000 за тысячу кубометров. В этой ситуации, как мы уже говорили в прошлом номере, Россия сумела оперативно среагировать на изменение спроса и цены, в кротчайшие сроки доставив газ по Северному морскому пути (СМП) без сопровождения ледокола. Отечественный нефтегаз, таким образом, сумел заявить всему миру о своей уникальности и конкурентоспособности. А это только начало большого пути.
В последнее время проект «Северный поток – 2» (СП-2) постоянно находится в центре внимания как деловых, так и политических СМИ по обе стороны Атлантики. А отраслевые информационные сводки пестрят ежедневными сообщениями, относящимися к различным аспектам проекта. В первой части данной статьи показана актуальность и соответствие текущему историческому моменту названия рецензируемой книги Константина Симонова и Алексея Гривача «Большая газовая игра. Полвека борьбы США против Европы», в которой авторы проводят параллели и исторические сопоставления, свидетельствующие о неизменности методов внешнеполитического противодействия США российско-европейским энергетическим проектам. Завершается первая часть выводом, что чем дороже энергетический импорт для зависящей от него Европы, тем ниже глобальная конкурентоспособность ЕС за пределами энергетических отраслей… Поэтому США надо не допустить объединения Европы с Россией, повышающего конкурентоспособность обоих игроков на мировом рынке в противовес Соединенным Штатам. Ничего личного. Только бизнес. America First.
Пандемия придала ускорение «зеленой» энергетике во всем мире. В начале 2020 года скептики сомневались, станет ли «зеленая» тема доминирующей в ЕС. Но сценарий ускорения энергоперехода на безуглеродную экономику официально подкрепился принятием 8 июля 2020 года так называемой Зеленой сделки.
Капитал компаний, банков и государственные финансы многих стран нацелены на проекты в сфере ВИЭ и водорода, которые представляются универсальным средством для сокращения выбросов парниковых газов в разных секторах экономики – не только в энергетике, но и на транспорте и в металлургии. Декарбонизация, децентрализация, диджитализация и энергопереход на безуглеродные технологии стали доминантными сценариями развития не только в старых экономиках Европы, но и в растущих странах Азии, и даже в богатых легкой нефтью государствах Персидского залива. Зеленые проекты финансируются как на Западе, так и на Востоке, и даже в Арктике (на Аляске, в Канаде и Норвегии).
Казалось бы, зачем богатым природными ресурсами странам зеленая энергетика? Что заставляет государственный капитал таких стран как ОАЭ или Саудовская Аравия идти в «зеленые» проекты, которые более сложны, чем понятные и проверенные временем углеводороды? И найдет ли Россия свой путь в этом глобальном переходе континента Евразия к устойчивой безуглеродной экономике?Наступление новой вашингтонской администрации на нефтегазовую отрасль, обещанное еще до ноябрьских (2020 года) выборов, началось со всей решительностью. Ставя ограничения на работу традиционного ТЭК в эпицентр энергетического курса, команда Джо Байдена медлить не желает. Собственно, она и не скрывает: основная часть 2-триллионной (рассчитанной до середины века) программы предотвращения изменений климата – это по сути и есть широкий энергопереход хозяйственной системы Соединенных Штатов к новым ориентирам: технологическим, природоохранным и даже семейно-бытовым. К 2035 году в стране не должно остаться теплоэлектростанций, работающих на ископаемом топливе, а к 2050-му должны быть сведены к нулю выбросы парникового газа в атмосферу. Перевод одного лишь правительственного автопарка на электромобили потребует в ближайшие годы $20 млрд. Как никогда прежде стало ясно: за происходящим маячит иной сегмент финансового капитала Америки – другие структуры, общественные силы и люди.