Будущее угля после Глазго: конъюнктура, логистика, сценарии развития отрасли

Исторический поворот

Воистину прав был Гераклит, сказав примерно 2500 лет назад, что все течет, все меняется! И навряд ли в прошлом январе, когда мир захлестывала неофитская одержимость по альтернативной энергетике, кто-то мог себе представить, что углеводороды ровно через год триумфально вернутся на мировые рынки. В этом, пожалуй, и кроется основное коварство прогнозов, когда наша подвижная, перманентно-изменчивая реальность подкидывает «черного лебедя», который переворачивает игру. Впрочем, человек, получив от природы разум, а значит – и любознательность, всегда жаждет заглянуть за горизонт, узнать, что там ждет в будущем. Вдобавок, для постановки и достижения экономических целей, хочешь не хочешь, а планирование все-таки нужно, и без прогнозов здесь никуда не денешься.

На простом экспорте угля государство и бизнес теряют значительную прибыль, которая могла бы сформироваться от переработки угля в продукцию высоких переделов, спрос на которую есть и на внутреннем и на мировых рынках. Необходим государственный стимул, который бы задал толчок для качественной трансформации отрасли.

Цена на перевозку угля может вырасти из-за его углеродности, а также высоких цен на экспортных рынках. Обстоятельства как бы намекают, что трансформировать отрасль в контексте энергоперехода не такая уж и пустая затея.

В тексте Глазгианского климатического пакта (Glasgow Climate Pact), заключенного 197 странами по итогам недавней климатической конференции ООН в Шотландии в минувшем ноябре, попало обязательство ограничить использование угля в энергетике, если оно связано с выбросами парниковых газов. Прямое упоминание угля в итоговом соглашении беспрецедентно за более чем 25-летнюю историю проведения этих форумов. Более 40 стран взяли на себя обязательства вообще выйти из угольной энергетики на горизонте 2030-2040 – среди них Чили, Польша, Южная Корея, Индонезия, Вьетнам, а Япония заявила об инвестициях в перевод угольных электростанций на сжигание аммиака и водорода в объеме 100 млн долларов. В нашей стране накануне COP-26 начали всерьез обсуждать новую амбициозную цель – нулевые-нетто выбросы парниковых газов до 2060 года. В России угольная энергетика все еще играет существенную роль в энергобалансе, и «выход из угля» часто называют главным условием декарбонизации российской экономики. Попробуем посмотреть на эту проблему под разными углами.

В России уголь рассматривается, в основном, как сырье для металлургии и топливо, которое можно выгодно поставлять на экспорт. Но он обладает огромным потенциалом для переработки в качественные продукты углехимии. В зависимости от места добычи можно определить потенциал для дальнейшего передела и организовать производство, основываясь на качественных параметрах ископаемых ресурсов.

ESG-принципы становятся фильтром для получения кредитования или успешного сбыта продукции на экспортных направлениях. Социальная ответственность компаний является индикатором вхождения в цивилизованный мир торговли. Безразличие к экологии в местах добычи угля может как минимум привести к репутационным рискам в контексте глобальных инициатив по снижению углеродного следа. Однако, если раньше угольщики еще занимались рекультивацией отработанных разрезов, то сегодня, как отмечают экологи, процесс практически обнулен. Тем не менее существуют эффективные способы по востанновлению земель.

Климатическая повестка это просто предлог, чтобы вывести из строя глобальную энергосистему и сократить антропогенную нагрузку на планету. Причины, мотивация, методы, итоги – в дискуссии, затрагивающей социальные, исторические, экономические  и космологические аспекты.

«ESG», «снижение углеродного следа», «зеленое финансирование», «проекты устойчивого развития» – мир активно стал использовать новый тезаурус для продвижения определенных экономических и политических инициатив. На уровне декларирования – все серьезно и солидно, а как на практике?

Принятый в 2019 году «Зеленый курс» ЕС ставит целью достижение углеродной нейтральности ЕС к 2050 г., опираясь на развитие возобновляемых источников энергии (ВИЭ) и декарбонизированных газов, в первую очередь водорода (Н₂). При этом в «Водородной стратегии ЕС» от 8 июля 2020 г. [1] ставка делается на «возобновляемый», или «зеленый», водород, получаемый методами электролиза с использованием электроэнергии ВИЭ. На формирование правил регулирования именно такого, в конечном итоге, водородного сегмента европейской экономики нацелен пакет документов ЕС, принятый двумя траншами 14 июля [2] и 15 декабря [3] этого года. Таким образом, Еврокомиссия целенаправленно держит курс на решение климатической проблемы в ЕС (уменьшение выбросов СО₂) путем приоритетного развития связки «ВИЭ плюс возобновляемый Н₂» и пытается навязывать именно такой курс низкоэмиссионного развития и другим, в первую очередь соседним, странам. В частности, для производства в них возобновляемого водорода и последующего его экспорта в ЕС. В России по этому вопросу мнения разделились: одни ратуют за реализацию в стране предлагаемой ЕС (в первую очередь – Германией) схемы водородного сотрудничества, другие – возражают и предлагают альтернативные сценарии. Дискуссия вышла на уровень Президента страны.

Взгляды, изложенные в настоящей статье, не обязательно отражают (могут/должны отражать) и/или совпадают (могут/должны совпадать) с официальной позицией Группы Газпром (вкл. ОАО «Газпром» и/или ООО «Газпром экспорт»), ее/их акционеров и/или ее/их аффилированных лиц, отражают личную точку зрения автора настоящей статьи и являются его персональной ответственностью. Информация, используемая для/в настоящей статье, получена исключительно из открытых публичных источников и общеизвестных знаний.

Исчерпание эффекта низкой статистической базы, наряду с ростом добычи ОПЕК+ и сезонным завершением ралли на газовом рынке обеспечат во II квартале 2022 года возвращение цен Brent к уровню в $45 за баррель.

Параметры производства и транспортировки водорода это, как части уравнения, которое нужно не только решить, но еще и правильно составить. Какие точно члены задачи необходимы, чтобы в результате получился выгодный для России результат, придется еще выяснить. Но черновой набросок задачи и ее решения уже сделан и обоснован.

На климатическом саммите в Глазго было принято положение о постепенном сокращении использования угля – довольно размытая формулировка, ставшая большим разочарованием для сторонников форсированного энергетического перехода. Против выступил ряд стран, для которых отказаться от угля в ближайшей перспективе означает подписать приговор своему экономическому развитию. Среди стран, занявших такую «непопулярную» позицию, – Австралия, Китай и Индия.

Российская система магистральных трубопроводов одна из самых развитых и протяженных в мире и имеет огромное значение для экономики нашей страны. По магистральным трубопроводным системам проходит 100% добываемого в России природного газа, 99% добываемой нефти и более 50% продукции нефтепереработки. Общая протяженность магистральных трубопроводных систем составляет 217 тыс. км, из них почти 70% приходится на магистральные газопроводы, остальное – на нефтепроводы и нефтепродуктопроводы [1].

Вопрос экономически эффективной разработки трудноизвлекаемых запасов (ТРИЗ) углеводородов является также вопросом конкурентоспособности и рентабельности нефтегазового бизнеса в России – в стране, которая характеризуется большим объемом запасов «трудной нефти». Авторы статьи проанализировали опыт компаний США и Канады, которые за последнюю декаду смогли существенно увеличить объемы добычи углеводородного сырья, снизив при этом нефтесервисные мощности. В статье авторы рассматривают возможность применения данного опыта в российских реалиях с учетом экономической ситуации, текущего уровня технологической зрелости российских компаний, особенностей налогообложения и прочих условий.

HR стараются проанализировать поколение, которое уже начинает работать в компаниях после окончания вузов. Поколение Z, как и все остальные, имеет свои особенные струны, за которые можно грамотно подергать. Но получится ли справиться с молодежью традиционными способами?