ОБЗОР ВР: ГОД НАДЕЖД И РАЗОЧАРОВАНИЙ

Июнь традиционно является месяцем подведения окончательных итогов прошедшего года. Так, большинство компаний нефтегазового сектора проводят годовые собрания акционеров и обнародуют результаты своей деятельности за предыдущий год. А корпорация ВР, не ограничиваясь анализом своих внутрикорпоративных достижений, уже в 66-й раз представила Статистический обзор мировой энергетики. Его презентация прошла в Москве, в Институте мировой экономики и международных отношений РАН.

Циклические и долгосрочные факторы

Как отметил в ходе презентации главный экономист Группы ВР Спенсер Дейл, компания использует этот обзор для того, чтобы не только проанализировать итоги прошлого года, но и попытаться понять основные направления дальнейшей эволюции энергетических рынков.

По словам представителя ВР, в прошлом году на рынок влияли как краткосрочные циклические факторы, так и глобальные долгосрочные тенденции. И именно слияние этих двух «групп влияния» определило облик мировой энергетики.

Производство первичной энергии в 2016 году выросло на 1%. Это близко к уровню двух предшествующих лет (в 2015-м – 0,9%, в 2014-м –1%). Но существенно меньше, чем средний показатель за последние 10 лет (1,8%). Частично такой спад объясняется краткосрочным циклическим фактором – замедлением роста ВВП большинства стран.

В то же время на энергетическом рынке в прошлом году наблюдались и более фундаментальные подвижки. В частности, происходит «сдвиг потребления» в пользу развивающихся государств. Так, в странах ОЭСР объем спроса на энергоресурсы практически не изменился. А Индия и Китай в совокупности обеспечили половину глобального проста потребления.

При этом если динамика увеличения спроса со стороны Индии осталась примерно на уровне прошлых лет, то энергопотребление в Китае выросло всего на 1,3%. Это гораздо меньше, чем в среднем за предыдущее десятилетие.

Снижается удельное потребление энергоресурсов в результате повышения энергоэффективности. Наблюдается постепенный уход от каменного угля к более экологически чистым низкоуглеродным топливам. В первую очередь, стремительными темпами развивается альтернативная энергетики. И хотя на ВИЭ приходится всего около 3% первичного энергопотребления, именно этот сектор обеспечил до 30% глобального прироста спроса на энергоресурсы.

Спрос обогнал предложение

В прошлом году произошла существенная корректировка нефтяного рынка. Спрос на нефть вырос на 1,6 млн барр./сут., или на 1,5%. Это гораздо больше, чем средний показатель за последние 10 лет (1%).

Данный прирост потребления обеспечили в основном страны нетто-импортеры, что было обусловлено низкими ценами на нефть. Так, спрос в Китае вырос на 0,4 млн барр./сут, в Индии – на 0,3 млн барр./сут, в Европе также на 0,3 млн барр./сут., в США – на 0,1 млн барр./сут.

Одновременно глобальное предложение нефти выросло всего на 0,4 млн барр./сут. – самый низкий показатель с 2013 года. При этом на Ближнем Востоке добыча увеличилась на 1,7 млн барр./сут., в первую очередь за счет Ирана (+700 тыс. барр./сут.), Ирака (+400 тыс.) и Саудовской Аравии (+400 тыс.).

А вот в странах, не входящих в ОПЕК, производство упало примерно на 0,8 млн барр./сут. Это самый резкий обвал за последние 25 лет. В основном это произошло за счет сокращения добычи американской сланцевой нефти – на 0,3 млн барр./сут. (тогда как годом ранее она выросла почти на 1 млн барр./сут.). Китай также продемонстрировал самое большое падение добычи в своей истории – на 0,3 млн барр./сут.

Однако эти процессы не смогли полностью решить проблему избыточных запасов, накопленных в нефтехранилищах и танкерах. В первой половине года они продолжали активно расти, и лишь затем начали несколько сокращаться. В итоге к концу 2016 года в странах ОЭСР объем резервов примерно на 300 млн баррелей превышал средний показатель за последние 5 лет. Велики также запасы и в странах, не входящих в ОЭСР. Именно от того, насколько быстро запасы вернутся к нормальному уровню, будет зависеть развитие нефтяного рынка в нынешнем и следующем году.

Игра в гляделки?

Как отмечает С.Дейл, ситуация на глобальном нефтяном рынке определяется двумя группами игроков: сланцевыми компаниями США и странами ОПЕК. Как известно, сланцевая индустрия Соединенных Штатов отличается от «традиционной» нефтяной отрасли более короткими инвестиционными циклами. Когда цены на нефть меняются, то это отражается на объемах добычи конвенциального сырья только через 3-4 года. А на масштабах извлечения американской сланцевой нефти – с лагом всего в несколько месяцев.

Это ярко проявилось в последние годы. Так, уже через 5-6 месяцев после того, как цены стали падать (во второй половине 2014 года), началось сокращение числа буровых установок на сланцевых месторождениях США. Когда же котировки вновь пошли вверх, через 3-4 месяца количество БУ вновь начало расти. Соответственно, это влияет и на объемы добычи.

Учитывая высокую адаптивность американской сланцевой индустрии к изменяющимся внешним условиям, С.Дейл сравнивает ее с игрушкой-неваляшкой. Она все время колеблется, но никогда не падает. Может наклониться очень сильно, но тут же восстанавливает вертикальное положение.

А что же тем временем происходит внутри ОПЕК? Как напоминает представитель ВР, в 2014-2015 годах многие эксперты полагали, что картель пытается задушить американскую сланцевую революцию. «Но я думаю, что никто в ОПЕК не планировал это. Потому что все понимают – как ни наклоняй неваляшку, она все равно вернется в исходное положение», – отмечает С.Дейл.

«Поведение ОПЕК, на первый взгляд, может показаться странным. Картель за последние годы удивил рынок дважды. Первый раз в ноябре 2014 года, когда не пошел на сокращение добычи и цены обрушились. А затем, похоже, они изменили свою точку зрения, и в ноябре 2016 года все-таки пошли на сокращение (совместно с 10 странами, не входящими в картель, включая Россию). Как мы знаем, решение о сокращении добычи было недавно продлено. Так что же происходило? Почему ОПЕК в первом случае не сократила добычу, а потом решила сократить? Неужели она проиграла «игру в гляделки» с США? Я сказал бы, что нет. Поведение ОПЕК было абсолютно оправданным за весь этот период», – считает представитель ВР.

В этой связи он приводит мнение министра энергетики, промышленности и минеральных ресурсов Саудовской Аравии Халид аль-Фалиха: «ОПЕК остается важным катализатором стабильности и устойчивости рынка. Но история показала, что вмешательство как ответ на структурные сдвиги оказывается неэффективным».

Иными словами, картель может эффективно реагировать на краткосрочные рыночные потрясения. К примеру, в случае экономической рецессии или появления какого-либо временного нового источника предложения ОПЕК снижает собственную добычу. А когда этот шоковый фактор исчезает, производство восстанавливается. Тем самым сглаживаются возможные ценовые шоки.

Но если речь идет о долгосрочных тенденциях (например, повышение энергоэффективности или внедрение электромобилей), то чтобы ни делал картель – спрос остается низким.

Поскольку сланцевая революция относится к категории долгосрочных структурных тенденций, а не кратковременных факторов, то ОПЕК и не отреагировала на снижение цен в 2014 году, вызванное увеличением добычи сланцевой нефти.

Почему же тогда картель пошел на сокращение добычи в 2016 году? «ОПЕК понимает, что в интересах стран-экспортеров нефти (как членов картеля, так и нет) – увеличить темпы, с которыми запасы восстанавливаются до нормального уровня. И здесь уже ОПЕК может реагировать на шоки. По сути дела, она снижает предложение на рынке, накопленные запасы заполняют образовавшийся вакуум и тем самым уменьшаются до более нормального уровня. И уже после этого можно вернуть на рынок предложение», – выстраивает логическую цепочку С.Дейл.

Гуд бай, уголь!

Важной тенденцией глобального энергетического рынка является сокращение доли угля. С одной стороны, это объясняется растущей конкурентоспособностью природного газа и ВИЭ. С другой стороны, усиливается давление со стороны общественности, требующей снижения выбросов диоксида углерода. То есть долгосрочные экономические факторы накладываются на краткосрочные политические.

К примеру, в прошлом году правительство КНР решило закрыть значительную часть угольных шахт и приняло меры по повышению производительности и прибыльности оставшихся. Это привело к тому, что добыча угля в КНР упала за год на 8% – беспрецедентный шок для данной отрасли. В результате цены на уголь в стране выросли почти на 60%.

Совсем экстремальный пример ухода от каменного угля продемонстрировала Великобритания. В прошлом году там были закрыты последние 3 подземные шахты. В итоге потребление угля в Соединенном Королевстве резко упало. По сути, оно вернулось к тому уровню, который был зафиксирован 200 лет назад, на заре промышленной революции. Электроэнергетический сектор Великобритании в апреле нынешнего года впервые 3 дня подряд обходился вообще без угля.

СПГ не враг «Газпрому»

Для газовой отрасли 2016 год оказался тоже не слишком удачным. Так, спрос увеличился всего 0,5%. А добыча практически не выросла. За этими тенденциями опять-таки стоят пертурбации американской сланцевой революции.

Снижение цен на газ привело к сокращению числа буровых. Кроме того, в результате торможения динамики нефтедобычи уменьшились объемы извлечения попутного газа. В итоге производство газа в США впервые с начала сланцевой революции имело отрицательную динамику.

Но есть и хорошие новости. Сейчас газ активно выходит на рынок в форме СПГ. В прошлом году было пущено в эксплуатацию большое число новых СПГ-проектов, экспорт сжиженного газа значительно превысил средний показатель за последние 5 лет. Почти весь прирост пришелся на долю Австралии.

Потребление СПГ растет, в первую очередь, за счет Китая. Но на рынке появилось и несколько новых импортеров этого энергоносителя – Египет, Пакистан, Польша.

По прогнозу ВР, поставки СПГ в ближайшие 4 года вырастут еще на 30%. Ожидается пуск ряда новых проектов, в особенности в Австралии и США. Фактически каждые 3 месяца будет вводиться в эксплуатацию новая линия по производству СПГ.

Это повлияет на фундаментальные параметры рынка газа. Поскольку СПГ можно легко перемещать из одного региона в другой, рынок становится все более интегрированным и гибким. Кроме того, повышается ликвидность торговли сжиженным газом. Сроки и объемы заключаемых контрактов на его поставку уменьшаются. Все большая доля СПГ реализуется в режиме свободной торговли, вне долгосрочных контрактов.

Особенно интересен в этом плане европейский рынок. Как отмечает С.Дейл, с одной стороны, Европа предъявляет значительный спрос на газ. И поэтому многие эксперты считают, что именно она будет обеспечивать основной прирост спроса на СПГ. Но, с другой стороны, у Европы есть такой сосед, как Россия с ее огромным запасами недорого газа и с уже имеющейся трубопроводной инфраструктурой. Поэтому будет разворачиваться конкурентная борьба между этими двумя источниками предложения. Кто же выйдет из нее победителем?

Статистика ВР свидетельствует, что в 2016 году поставки газа в Европу существенно увеличились. Но этот прирост был обеспечен за счет не СПГ, а трубопроводного газа (в основном из России и частично из Алжира).

Д.Спенсер полагает, что российский газ имеет все возможности для успешной конкуренции с СПГ. Но ситуация осложняется тем, что в ЕС озабочены чрезмерной зависимостью от единственного поставщика, а также вопросами энергобезопасности и стабильности поставок.

При этом, как напоминает представитель ВР, доля российской нефти в европейском импорте выше, чем доля газа. Но почему-то еврочиновники не бьют тревогу по поводу высокой зависимости от «русской нефти». Дело в том, что существует глобальный нефтяной рынок. И если вдруг что-то случится с импортом из России, Европа может приобрести там необходимые объемы сырья. А в газовой сфере до недавнего времени такой альтернативы не существовало.

Теперь же благодаря СПГ формируется глобальный рынок газа. И поэтому Европа может спокойно продолжать потреблять дешевый российский трубопроводный газ, причем даже в еще больших количествах. Ведь теперь она уверена – если что-то произойдет с этими поставками, то можно будет быстро переключиться на импорт СПГ.

Иными словами, СПГ является не столько конкурентом российскому газу, сколько гарантом энергобезопасности Европы. Он позволяет «в нормальных условиях», при отсутствии каких-либо катаклизмов, спокойно получать все возрастающие объемы газа по трубопроводам из России.

Непогода для ВИЭ

Бесспорно, особый интерес вызывают итоги развития сектора ВИЭ. Как уже отмечалось, хотя на него приходится всего 3-4% производства первичных энергоресурсов, он обеспечивают почти треть прироста энергопотребления.

Самую быструю динамику в этой сфере демонстрирует Китай. На него приходится свыше 40% глобального прироста производства энергии на основе ВИЭ. Это практически столько же, сколько у всех стран ОЭСР вместе взятых.

В Евросоюзе сегмент ВИЭ в последнее десятилетие рос в среднем на 15% в год. Однако в 2016 году этот рост практически остановился. Что это – новый долгосрочный тренд или кратковременное явление? По мнению С.Дейла, скорее второе. Просто в прошлом году солнечных дней было меньше, а ветер был не такой сильный, как в прежние годы. К примеру, в Дании из-за ослабления ветров объем генерации электроэнергии упал на 5% по сравнению с 2015 годом. И хотя в Европе были введены в эксплуатацию новые мощности, они практически не обеспечили прироста выработки энергии.

При этом по объемам генерации ветровая энергетика по-прежнему обгоняет солнечную. Но последняя быстро наверстывает упущенное. Это обусловлено тем, что солнечные станции имеют модульную структуру. И поэтому проекты и инвестиции можно легко разбивать на отдельные «куски», что значительно облегчает управление и финансирование. Кроме того, в солнечной энергетике быстрее снижаются затраты.

Китайская загадка

В новом отчете ВР особенно впечатляет динамика выбросов углерода (точнее, ее отсутствие). Замедление роста спроса на энергию в сочетании с уходом от угля и расширением доли ВИЭ привели к тому, что уже третий год подряд эмиссия СО₂ практически не увеличивается. Хотя в предыдущие 10 лет она росла в среднем на 2,5% в год. Резко упала углеродоемкость ВВП, то есть объем выбросов углекислого газа на единицу продукции.

Но экономисты ВР задаются вопросом: является ли данная тенденция долговременной и структурной, или же это краткосрочный циклический фактор и все скоро вернется на круги своя?

Чтобы достичь показателей, намеченных на Парижской конференции по климату, необходимо добиться снижения эмиссии СО₂ на 1-1,5% в год. То есть нынешняя нулевая динамика – это хороший, но далеко не конечный результат. Удастся ли перейти к сокращению выбросов – будет во многом зависеть от ситуации в Китае.

Как отмечает С.Дейл, страны ОЭСР в последние годы практически не увеличивали эмиссию диоксида углерода. Прирост обеспечивала только КНР. С одной стороны, здесь намечаются положительные сдвиги. Во-первых, снижаются темпы роста китайского ВВП. Если еще недавно они превышали 10% в год, то в прошлом году составили «всего» 6,5%. Во-вторых, все большая доля этого прироста приходится на сектор услуг, отличающийся низкой энергоемкостью. В-третьих, как уже отмечалось, Поднебесная постепенно переходит с каменного угля на газ, атомную энергетику и ВИЭ.

С другой стороны, часть этих процессов может носить циклический характер. Так, в последние годы Китай существенно замедлил динамику выпуска трех самых энергоемких видов продукции – железа, стали и цемента. И именно это стало залогом сокращения энергоемкости национальной промышленности, поскольку в совокупности на эти 3 сектора приходится почти четверть энергопотребления страны. Но если промышленность КНР продолжит расти, то неизбежен «отскок» в этих секторах. И, как следствие, и энергоемкость, и эмиссия СО₂ могут продолжить рост.