Дмитрий Исламов: «В энергостратегии стоит задача довести долю российского угля на глобальном рынке до 27 процентов»
НГВ: Представители угольной отрасли отчитываются об убытках. То, что отрасль становится убыточной, в принципе не секрет. Компании считают, что фискальная политика, рост тарифов, высокая ставка ЦБ и пошлины влияют на усугубление кризиса. Согласны ли вы с такой оценкой и принимаются ли какие-то меры регулирования комитетом по энергетике в поддержку отрасли?
Д. Исламов: Оценка, на самом деле, верна, отрасль сейчас, действительно, находится в сложном состоянии. По итогам 2024 года убыток угольных компаний оценивается предварительно в 34 млрд рублей. При этом в 2023 году прибыль до налогообложения была 357 млрд.
Доля убыточных угольных организаций уже достигла 52 процентов. Одна из основных причин, конечно, это ситуация на глобальном рынке, где мировые цены значительно упали и на энергетический уголь, и на коксующийся.
Что касается тарифов, ситуация тяжелая. Железнодорожные тарифы значительно выросли за последние четыре года, превысив рост инфляции в 4 раза.
Кроме того, приостановлено действие понижающих коэффициентов на экспорт энергетического угля и на дальность перевозок. Это особенно ударило по тем регионам, у которых большое плечо доставки до портов, таких как Кузбасс, Хакасия, Новосибирская область.
Что касается фискальных нагрузок, то вместе с действием наших экспортных пошлин Китай ввел свою импортную пошлину на наш уголь, это дополнительная налоговая нагрузка.
Но главный осложняющий работу отрасли фактор – это пропускная способность Российских железных дорог в восточном направлении. Если посмотреть, то в 2023 году плановая провозная способность на Восток, по данным РЖД, составляла 158 млн тонн, но фактически вывезли 150,5 млн тонн грузов. То есть это минус 7,5 млн тонн, а сколько мы провезем в этом году? Пока каких-то предпосылок к существенному увеличению объемов вывоза продукции нет.
В следующем году по плану вывоз должен достигнуть 180 млн тонн. Если удастся выполнить эти показатели, то угольной отрасли будет намного проще преодолеть разворачивающийся кризис.
Восток – это самый главный рынок для отрасли, там наш уголь ждут. Там – перспектива роста рынка. Поэтому главный вопрос – как доставить наш уголь потребителям на востоке. Нужно обязательно реализовать проект Восточного полигона в установленные сроки.
НГВ: Эксперты говорят, что в принципе решением может быть перенаправление угля в порты северо-запада и юга потому, что восточное направление сейчас не справляется…
Д. Исламов: Все правильно, уголь едет не только напрямую на восток, он едет на восток и через порты северозапада и юга.
Но сейчас, при нынешней конъюнктуре, рентабельность этих перевозок, к сожалению, нулевая или отрицательная. Поэтому угольные компании просят поддержать в первую очередь увеличение объема перевозок в восточном направлении, обеспечить достижение показателей провозной способности Восточного полигона. А вторая мера – это создание условий для повышения рентабельности перевозок на запад. Для этого необходимо возобновить действие понижающих коэффициентов, потому что это очень серьезно увеличило нагрузку для отрасли. Доля транспортных расходов в тарифе достигла 70- 80%. Представляете? То есть, добыть уголь, обогатить – это 20 или 30%, а вся оставшаяся часть – это доставка до потребителей.
Если Российские железные дороги не смогут обеспечить реальный вывоз в объеме провозной способности, объем вывоза угольной продукции будет снижаться
Плюс необходима дополнительная скидка на перевозку в западном направлении. РЖД может предоставить скидку 12,8% в рамках своих полномочий, и угольщики надеются на такое решение, оно нужно бизнесу.
НГВ: А как вы думаете, РЖД на это пойдет? Монополист просит отменить с 2025-го года квоты на перевозку для регионов, кроме Кузбасса…
Д. Исламов: Что такое квоты? Квот как таковых нет, есть соглашения. Это дополнительные соглашения в рамках соглашений о сотрудничестве между правительствами регионов и Российскими железными дорогами. Сейчас действуют шесть соглашений – с Кузбассом, Хакасией, Якутией, Бурятией, Иркутской областью и Тувой.
За последние три года должны были очень серьезно вырасти перевозки из Кузбасса. Например, в 2022 году объем вывоза угольной продукции должен был составить 58 млн тонн, в 2023-м – уже 63, а в 2024-м – 68.
Провозная способность растет, но из Кузбасса в восточном направлении как вывозилось 52-53 млн тонн, так примерно этот же объем и вывозится То есть, провозная способность растет, а из Кузбасса, к сожалению, цифры вывоза существенно не меняются. В 2020-м году – 52 млн тонн, в 2021-м году – почти 52 с половиной, в 2022-м году падение до 48 млн тонн, почти на пять миллионов тонн упали. В 2023 году – около 53 млн тонн, в 2024-м году около 54 млн тонн.
Временные правила, введенные РЖД, действуют до 31 декабря 2024 года. Отрасль выступает за то, чтобы с начала следующего года вступили в силу обновленные правила недискриминационного доступа.
Если не будет соглашений, которые гарантируют вывоз из основных угледобывающих регионов и если Российские железные дороги не смогут обеспечить реальный вывоз в объеме провозной способности, объем вывоза угольной продукции будет снижаться.
Этого допустить никак нельзя, поэтому повторю: в этих условиях для нас единственный действенный инструмент обеспечения гарантированного вывоза – это заключение дополнительных соглашений.
Для Кузбасса и тех регионов, которые я назвал, угольная промышленность является одной из основных отраслей экономики. К сожалению, негативная ситуация в отрасли прямым образом влияет на экономику предприятий и показатели поступления налогов в бюджет. По нашим подсчетам, за девять месяцев 2024 года поступления от налога на прибыль организаций существенно сократились. Кузбасс – минус 49,7 млрд рублей, то есть, 2024-й год сравнить с 2023-м, то снижение составило почти 60%. Это колоссальные цифры. Иркутская область – минус 17 млрд рублей. Якутия – минус 21 млрд рублей. Хакасия – минус 1,4 млрд рублей.
При этом, в том же Кузбассе угольная отрасль – это один из главных источников поступлений в бюджет, соответственно, страдают бюджеты регионов, бюджеты городов, а это в основном моногорода, это все отражается на занятости, есть риски невыплаты заработной платы. То есть ситуация на самом деле очень сложная.
Угольщики, кстати, большие инвестиции вложили в Восточный полигон – приняли на себя обязательства оплачивать специальную инвестиционную надбавку к тарифу, когда закладывался второй этап реализации проекта в 2018 году. Там были обязательства всех сторон: со стороны государства – обеспечить провозную способность, со стороны угольных компаний – инвестировать в строительство разрезов, шахт, обогатительных фабрик, в развитие перевалочных мощностей портов. И угольные компании свои обязательства выполнили.
НГВ: Сегодня увеличиваются речные перевозки угля по Амуру в сторону Китая. В контексте такой непростой ситуации с перевозками по РЖД, можно нарастить речную перевалку?
Д. Исламов: Провозная способность – это наша внутренняя проблема. В этих условиях необходимо использовать все каналы сбыта, например через расширение погранпереходов через сухопутную границу или строительство моста Джалинда-Мохэ с грузопотоком 20 млн тонн. Сейчас идет проектирование этого моста.
Частные компании строят свои провозные мощности, например Тихоокеанскую железную дорогу от Эльгинского каменноугольного месторождения до порта Эльга в Хабаровском крае. Из Кузбасса еще в советское время, по-моему, разрабатывался водный речной маршрут по Томи, через Обь к Северному морскому пути.
Это потребует, конечно, строительства специальной инфраструктуры, выполнения работ по наводнению рек. Но почему бы и нет? Это не только же для угля, это можно использовать и для других грузов. Если учитывать, что страны Азиатско-Тихоокеанского региона – это сейчас самая большая экономика уже по размеру, она сейчас в два раза превышает европейскую экономику и продолжает расти, то эти каналы не останутся невостребованными и в будущем. Кстати, КузГТУ в Кузбассе предлагает уголь даже дирижаблями доставлять. Но повторю, ключевой проект – это строительство Восточного полигона.
НГВ: С другой стороны, если есть проблемы с вывозом на экспорт, почему не развивать переработку угля, углехимию?
Д. Исламов: Из угля можно много всего получать. Полимеры, синтез-газ, олефины, смолы. И все это гораздо более высокодоходная продукция, намного, в тысячи раз дороже, чем вагон с углем. Об этом говорят, а по факту новых производств не появляется. Почему?
Попробую пояснить. У нас ценовая ситуация другая. В России есть природный газ, который выигрывает ценовую конкуренцию, в том числе, в химии и переработке, поэтому мы все эти продукты производим из природного газа. Вот в чем проблема.
Если бы газа не было, мы бы делали из угля. Вот так же, как в годы войны, когда из угля в Кузбассе, например, жидкое топливо производили. С учетом актуальных цен, делать углехимические продукты в общей массе из угля менее рентабельно, чем производить из природного газа. Процессы переработки угля дороже. Вот и все. То есть сделать можно. Я уверен, что такие заводы будут работать так же, как и в Китае, просто это будет менее выгодным.
Но нужно искать, как найти правильную экономику проектов высокой переработки угля, надо нарабатывать свои технологии. Плюс есть ниши, где уже сегодня есть рентабельность, и мы должны обеспечить государственную поддержку ускоренного развития таких проектов.
НГВ: Есть понимание на перспективу, что делать с отраслью? Существует мировой тренд: закрытие шахт, сворачивание угольных энергомощностей. И даже у нас в обновленной генеральной схеме ТЭК прописано, что будет постепенное сворачивание угольной генерации. Есть какие-то варианты развития? Что нужно закладывать в Энергостратегию, которая сегодня обсуждается?
Д. Исламов: Давление на уголь очень сильное. В первую очередь из-за климатической повестки, из-за метана, парниковый эффект от которого в 25 раз больше, чем от СО2. Но угольная генерация тоже может быть экологически чистой, климатически нейтральной. Роль угля долго преуменьшали, закрывая глаза на его плюсы, среди которых и надежность, и доступность, и распространенность. Сейчас ситуация постепенно исправляется, и мы видим, что те страны, которые максимально быстро совершили энергопереход, отказались от угля, к примеру ЮАР, спровоцировав кризис всей энергосистемы, теперь возвращаются к углю.
Похожая ситуация – с европейскими странами. Оказалось, что угольная генерация самая надежная. Уголь самый недорогой и доступный. Не надо трубу тянуть куда-то. В этом плане у угля – важная роль в электроэнергетике. Он играет еще стабилизирующую роль, балансирует другие виды генерации.
Поэтому эту долю важно сохранить. Она должна быть не менее чем 15%. Чтобы не складывать яйца в одну корзину, не использовать одну только какую-то генерацию. Надо, чтобы были и атомные, и газовые, и угольные станции, и ВИЭ обязательно, и гидрогенерация.
На мировом рынке наш уголь самый лучший. Наш экспорт занимает 15-16% мирового рынка. И в обсуждаемом сегодня проекте Стратегии стоит задача довести долю России до 27% в 2050-м году. Это очень амбициозная задача. Мы сейчас среди экспортеров третья страна после Австралии и Индонезии. Но надо бороться за лидирующие позиции. И обязательно решить проблемы перевозки.
Что касается внутреннего рынка, то в России один из самых чистых в мире и самый сбалансированный топливо-энергетический баланс. Поэтому не нужно уходить в какие-то крайности. Например, Китай планирует модернизацию и строительство новых больших угольных мощностей в 400 гигаватт. Мы также можем рассматривать проекты строительства новых современных, соответствующих экологическим и экономическим требованиям времени мощностей. В Генсхеме размещения объектов электроэнергетики до 2042 года предполагается строительство двух таких станций – на один гигаватт и почти на полтора.
Доля транспортных расходов в тарифе достигла 70-80%. Представляете? То есть, добыть уголь, обогатить – это 20 или 30%, а вся оставшаяся часть – это доставка до потребителей
Обязательно нужно модернизировать старые станции. Они должны соответствовать экологическим стандартам. Должны устанавливаться электрофильтры, которые улавливают 99,9% взвешенных веществ.
Угольная генерация может быть и климатически нейтральной, СО2 можно закачивать в подземные хранилища, шахты. Поэтому угольная генерация должна сохранить свою долю и она должна развиваться. Еще это важно для обеспечения национальной безопасности.
НГВ: Всё-таки уточните про угольную генерацию на юге Сибири, о которой говорил министр Цивилев. Почему всё-таки решили остановиться на угольных мощностях?
Д. Исламов: При расчете того, какая нужна генерация, должно учитываться много разных факторов, например, как я уже говорил, экологические цели, цели безопасности. Также одной из важных целей является экономическая эффективность генерации, стоимость производства электро- и теплоэнергии должна быть максимально низкой. Наша страна имеет все возможности выбирать максимально эффективную для той или иной территории генерацию. И газ у нас есть, и уголь, и нефть. И огромный потенциал для гидроэнергетики. По атомной отрасли мы вообще мировые лидеры. Развиваются ВИЭ. При расчете стоимости генерации учитываются разные факторы. И капитальные затраты на строительство мощностей, и эксплуатационные затраты, и стоимость топлива, и то, как она будет меняться со временем, и стоимость доставки топлива до того или иного объекта, и плюс жизненный цикл генерации. Она же тоже разная, у гидроэлектростанции она огромная, у какой-то станции – поменьше.
Где это возможно и целесообразно, надо частный сектор максимально газифицировать, это и есть социальная газификация, а там, где невозможно газифицировать, – установить современные угольные котлы
В Сибири и на Дальнем Востоке использовать угольное топливо – это экономически выгодно. В том числе, потому что тогда не нужно уголь возить никуда. Он добывается практически во всех этих регионах.
Доля угля в генерации электроэнергии в Сибири и на Дальнем Востоке сегодня составляет где-то 40%.
Угольная генерация современных станций с большой мощностью поможет обеспечить и централизованное теплоснабжение.
Мы недавно на комитете рассматривали программу перевода устаревшего печного отопления тоже на угольное, но современное, эта программа очень важна с точки зрения повышения экономической эффективности, с точки зрения экологии. Ведь сейчас приедешь в сибирский город, там очень много домов с печным отоплением, причем там печки стоят, вот ровно такие же, как в моем детстве стояли. И сто лет назад они такие же стояли.
Поэтому там, где это возможно и целесообразно, надо частный сектор максимально газифицировать, это и есть социальная газификация, а там, где невозможно газифицировать, – установить современные угольные котлы. На замену котлов, о которых сейчас речь, будет выделено 32 млрд рублей за несколько лет, это колоссальный объем средств.
НГВ: Давайте поговорим про проект добычи метана угольных пластов в Кузбассе. На каком этапе это сейчас находится? И будет ли как-то масштабироваться, использоваться в других регионах?
Д. Исламов: На мой взгляд, проект, который реализуется в Кузбассе совместно с правительством Кузбасса и компанией «Газпром» – очень интересный и перспективный. Только в Кузбассе запасы метана оцениваются в 13 трлн кубических метров газа. Представляете, какая огромная цифра! Что соответствует запасам крупнейших месторождений газа, и это только в Кузбассе, а если по другим угольным регионам посчитать, будет больше.
Значит, здесь две составляющие. Первая составляющая экономическая. Понятно, что стоимость добычи метана из угля дороже, чем при добыче природного газа. Но тем не менее этот газ после очистки и сушки – такой же природный газ. Кузбассу нужен дополнительный газ. И там, где пока нет сетевого газа. Взять тот же курорт Шерегеш. Горнолыжный курорт не может же углем отапливаться. Это электроотопление. Либо пеллеты, которые сейчас используются, либо газ. И вот пока туда не подошел сетевой газ, этот проект мог бы стать ресурсной базой для обеспечения такой локальной газификации.
В Кузбассе развито использование карьерной техники. Это порядка трех тысяч крупнотоннажных карьерных машин. Уже порядка более ста машин переведено на использование СПГ. Это дает большую экономию и повышает экологичность разрезов. Поэтому перевод техники на СПГ – это большая сфера применения метана.
Еще одна очень важная составляющая: использование метана угольных пластов значительно повышает безопасность угледобычи шахтным способом. Именно взрывы газа – основная причина аварий. Метан, с одной стороны, – друг, он даёт энергию, моторное топливо, а с другой стороны – враг, потому что от взрывов метана у нас происходят аварии.
Извлечение метана из угольных пластов заблаговременно, до того как начнется добыча, снизит эту угрозу. Сегодня ученые и практики намерены доказать, что извлечение метана не будет негативно влиять на последующую добычу угля. Сначала пробурили скважину, разными технологическими способами извлекли метан, чтобы добыча стала безопасной, а потом начали добывать уголь. Эти технологии уже работают в других странах, в России пока такого проекта нет. И нам важно его реализовать, чтобы подтвердить эффективность подхода.
Вы спросили про расширение. Конечно, можно было бы эти технологии применить не только в Кузбассе, но и в других угледобывающих регионах. Нужна господдержка. Себестоимость добычи метана из угольных пластов выше, чем обычного природного газа. Поэтому для того, чтобы проект реализовался, мы должны помочь мерами поддержки, а именно налоговыми льготами. Во всех странах эта отрасль получает либо субсидии, либо налоговые льготы. Поэтому нам нужно тоже выработать такие меры поддержки и применять.
НГВ: Вы и комитет как-то это продвигаете, поддерживаете?
Д. Исламов: На этот счет есть поручения и Президента Российской Федерации, и Правительства. Комитет рассматривал тему в рамках экспертных мероприятий, есть соответствующие рекомендации. В принципе, мы согласны с экспертами в том, что перспектива у проекта есть. В плане работы комитета стоит выездное совещание по этой теме в Кузбассе. Я думаю, на этом выездном заседании мы рассмотрим этот вопрос более детально.
НГВ: В связи с недавними трагическими событиями на угольных шахтах, вновь начались разговоры о том, что было бы хорошо вообще их всех закрыть, запретить подземную добычу. Как вы к этому относитесь?
Д. Исламов: Такого не будет, шахтный способ занимает свое место в добыче угля. А уголь будет востребован еще долго. И дело тут не только в угольной генерации тепла и электроэнергии.
В мировой и российской экономике высокая потребность в металлургическом угле. Металлургию нельзя представить без коксующегося угля. А коксующийся уголь обычно добывается как раз в шахтах. Он, как правило, залегает глубоко, и, соответственно, рассматривается только подземная добыча. Поэтому нужно развивать технологии и обеспечивать безопасность ведения горных работ. Профессия шахтера благородная, тяжелая и опасная. Одна из самых опасных в мире. Следовательно, нам нужно сделать все, чтобы постоянно повышать безопасность и престиж шахтерского труда, обеспечивать высокую зарплату и социальную защиту людей.
НГВ: Я все же вернусь к вопросу о возможности инвестировать в инновации, безопасность. Сегодня на рынке не самые лучшие условия для инвестирования в НИОКР, цифровизацию. Мы говорили и о фискальной нагрузке, и о дорогих кредитах. Удержаться бы на плаву. Как можно стимулировать компании повышать безопасность на шахтах или модернизировать производство, развивать цифровизацию?
Д. Исламов: Вот смотрите. Сейчас угольная отрасль уже не та, которую мы видели 20 лет, 10 лет назад. Отрасль использует абсолютно современное оборудование. Например, Кузбасс до недавнего времени был полигоном для отработки всех самых современных технологий, которые есть в мире. Самая лучшая высокопроизводительная техника, которая была в Англии, США, Японии, Польше, Германии, работает на наших шахтах-разрезах. Сервисные центры, машиностроительные компании, которые продавали технику, ранее работали у нас. Но после того, как они сами ушли и ввели санкции, мы создали инженерный полигон, где отрабатываются уже наши, отечественные технологии. Технологии, которые мы реализуем с дружественными странами. Вот, например, мы говорили про добычу метана. Так БЕЛАЗ очень продвинулся, уже сейчас делает чисто газовые карьерные самосвалы грузоподъемностью 90 и 130 тонн, газодизельные – 220 тонн. Это сумасшедшая экономия топлива.
Сегодня в Кузбассе действует НОЦ «Кузбасс-Донбасс», это научно-образовательный центр, который как раз призван внедрять современные технологии в первую очередь в угольную отрасль. Нужно идти от западных технологий к отечественным технологиям, технологиям наших дружественных стран. Автоматизация, цифровизация внедряется высокими темпами.
Повышена ответственность с точки зрения безопасности. Но сказать, что все везде хорошо, я, конечно, не могу – каждый день нужно работать. Ведь технологии меняются с точки зрения производительности, растут скорости. Увеличиваются риски. Человеческий фактор никто не отменял. Мы сейчас занимаемся очень серьезной проблемой. Она касается дополнительного обучения, потому что каждый шахтер должен периодически проходить профессиональную переподготовку. А сейчас у нас, к сожалению, профессиональная подготовка – это беда. Не только в угольной отрасли, это вообще во всех отраслях. В образовании, здравоохранении – везде.
Некоторые относятся равнодушно к наличию грамотных преподавателей, соответствующей материально-технической базы, стендов, экспонатов, необходимых методических материалов. Недавно мы проводили тайную покупку. Оказалось, что в некоторых недобросовестных центрах обучения за два дня дистанционно можно получить сертификат на работу под землей.
То есть мы, с одной стороны, с вами сейчас говорим о дорогостоящей безопасной технике, современных технологиях излечения метана для безопасности, а с другой стороны, раз – и купил сертификат на работу. Так не должно быть. Поэтому ищем способ, как вернуть аккредитацию образовательных учреждений, так как вопрос подготовки кадров очень серьезный.
Плюс сейчас бьемся за то, чтобы были включены в бюджет затраты на завершение строительства национального аэромобильного центра в городе Новокузнецке, который будет обучать наших горноспасателей и шахтеров.
Долю угля в энергобаллансе важно сохранить. Она должна быть не менее чем 15%
НГВ: Как у нас обстоят дела с обогащением? Слушала доклад одной технологической компании на прошлогодней конференции Минэнерго, что у нас мало уделяется внимания обогащению угля, обогащается мало. Что делается в этом направлении?
Д. Исламов: Обязательно нужно увеличивать эти показатели. Недавно в Кузбассе было совещание под руководством министра энергетики Сергея Цивилева. Было замечено, что в Энергостратегии недостаточно амбициозный показатель по обогащению и нужно его увеличивать. Кстати, в России, в Кузбассе, уголь очень качественный, где-то даже не требует обогащения – настолько низкое содержание серы, что его без обогащения можно использовать. Но тем не менее показатели должны быть выше.
НГВ: : Есть два социальных проекта, связанных с угольной отраслью. Это обеспечение пайковым углем и переселение семей работников угольной промышленности из жилых домов, признанных непригодными для проживания в результате ведения горных работ на ликвидированных угольных шахтах. Почему эти проблемы приходится решать на уровне федерального бюджета, и как они будут решаться в следующем бюджетном цикле?
Д. Исламов: Да, я занимаюсь этими программами, их обязательно нужно продолжать и выполнять. Вообще откуда эта вся проблема? Раньше отрасль была государственная, шахты все были государственные. И потом в 90-е годы шахты стали закрываться.
Сейчас у нас разрезы, шахты все частные. И вот сегодня есть закон: если человек работает на шахте и выходит на пенсию, то шахта его обеспечивает углем, если у него дом с печным отоплением. А что делать тем пенсионерам, кто работал на государственных шахтах и вышел на пенсию? Им-то кто будет привозить? Ответственность за этих пенсионеров взяло на себя государство еще в 90-е годы.
Сегодня в Кузбассе получают пайковый уголь почти 10 тысяч человек, кроме того, еще в 22-х регионах России получают уголь. Нормы разные, к примеру в Кузбассе побольше, в Ростовской области поменьше. В этом году была проблема: недостаточно денег заложили в бюджет на эту статью. Комитет поднял этот вопрос, и в срочном порядке в октябре-ноябре Правительство изыскивает эти средства, где-то 1200 человек получат уголь, правда, с задержкой. В этом году при принятии бюджета мы постарались, чтобы таких проблем в следующей трехлетке не было.
Что касается переселения… В советские годы, когда шахты строились, вокруг возвели огромное количество временного жилья. Потом оказалось, что это не временное, а постоянное, и до сих пор люди там живут, хотя эти бараки и жильем-то сложно назвать. Жилье построено прямо на шахтах, откуда выходит метан, образуются провалы, такие ямы могут находиться прямо в огороде. Ну и вообще, сами дома уже старые, жить невозможно, у них износ максимальный, и они считаются аварийными.
Так вот, в Минэнерго есть программа по переселению с подобных территорий, несколько лет назад, в 2018-2019 году, потом 21-м году, мы добавили в бюджет значительный объем средств на переселение. Программа по поручению Президента Российской Федерации должна завершиться в конце следующего года. Всего с момента действия программы переселили 66 тысяч человек. Еще пять с половиной тысяч человек нужно переселить. Но есть проблема.
Вот, допустим, в Кузбассе проблема в том, что остались категории, которые не попадают под требования программы. Это люди, получившие прописку после ликвидации шахты, люди, с так называемой поздней пропиской. И даже если это многодетные семьи, мы по закону не можем предоставить жилье. С такими обращениями ко мне приходят граждане на личные приемы в Прокопьевске, Киселевске и даже в Кемерове.
Когда эта программа завершится, все равно нужно будет сделать небольшую программу для того, чтобы поддержать вот такие категории, а это в основном пенсионеры, ветераны, малообеспеченные люди. Может быть, компенсировать хотя бы ту цену, которую они заплатили за это жилье. Потому что в таких условиях жить невозможно. Представляете, там, в наших шахтерских городах, расселяют людей целыми кварталами. Был квартал: улицы, свет, вода, электроэнергия. И вот десять домов на улице снесли, расселили. А остался один дом, который не попал в программу. И что им делать? Света нет, дорогу уже не чистят, от электроэнергии отключили.
Мы в Кузбассе даже просили компании, которые разрабатывали новые месторождения, брать на себя социальные обязательства по расселению. Но, во-первых, не во всех регионах есть такие компании, а сейчас, с учётом того, что у нас добыча падает, какие новые месторождения? Но тем не менее людей бросать нельзя.
